ЧТО ПРОИСХОДИТ С МОЗГОМ В БОЮ

В 2012 году известный скай-дайвер Феликс Баумгартнер совершил стратосферный прыжок с высоты 39 километров, установив мировой рекорд высоты свободного падения. Спонсор проекта – Red Bull – инвестировал в это мероприятие более 65 млн. долларов США. К работе над проектом были привлечены известные учёные и инженеры со всего мира, однако проект чуть не окончился провалом. И причиной тому стали не технические накладки, а панический страх, который Баумгартнер ощутил за несколько месяцев до прыжка.
Даже в менее экстремальных условиях, нами могут овладеть и управлять отрицательные и деструктивные эмоции. Мир спорта давно знаком с этой проблемой, и поэтому ментальный тренинг является составной частью подготовки любого профессионального спортсмена. Когда Баумгартнер захотел отменить прыжок, Red Bull привлек к решению возникшей проблемы известного специалиста в психологии реального боя (physiology of deadly combat) доктора Майкла Герваиса, которому быстро удалось нейтрализовать страх 43-летнего спортсмена. Прыжок Баумгартнера, во время которого был преодолён звуковой барьер, прошел успешно.

Баумгартнеру помогли наработки из области военной психологии, развивавшейся десятилетия до этого. Уже начиная с 90-х годов 20 века, американские военные приступили к изучению психологии боестолкновений для поиска инструментов, позволяющих выработать прогнозированное и эффективное поведение солдата в бою. Большая заслуга в успешном внедрении этой программы принадлежит профессору психологии Военной академии Вест-Пойнт подполковнику Дейву Гроссману, который изучал психологию и физиологию солдата в условиях боестолкновения. Результаты исследований Гроссмана подробно изложены в его научных трудах и в изданных им книгах «В бою» и «Когда убиваешь».
«Армейское руководство считало это безумием», — рассказывал Гроссман команде Task & Purpose. Они сказали:«Только потому, что это работает в каких-то глупых играх, не значит, что оно будет эффективным в ситуации смертельной угрозы». Мы искали ответ на фундаментальный вопрос: Сопоставим ли страх, который человек испытывает в поединке за супер-кубок, со страхом, испытываемым им в бою? И ответом, который всё изменил, было – да! Всё, что мы можем использовать в спорте, мы можем применить и в реальном бою. Это одно из революционных открытий, улучшающих эффективность солдата в бою».
Конечно же, современные спортсмены не вступают в смертельные поединки со времён падения Римской империи, но, как тут же указывает Гроссман: «Физиологическое возбуждение – есть физиологическое возбуждение». Другими словами, на физиологическом уровне нет никакого различия между подготовкой к свободному падению из космоса или подготовкой к выбиванию двери в удерживаемом боевиками секторе где-нибудь в Рамади. В обеих ситуациях мозг и тело переключаются в режим выживания. И в обеих ситуациях мозг даже наиболее подготовленных людей способен испытывать страх.
Отвага не означает отсутствие страха; отвага — это, прежде всего, способность его контролировать или замещать его чем-то другим: гневом, милосердием, сосредоточенностью, самопожертвованием. Эту способность в солдате можно развить, если он будет осознавать, как функционируют его мозг и тело в условиях экстремального стресса. Будучи в состоянии идентифицировать эти физиологические процессы, осознавая их естественность, человек способен предотвратить развитие неуверенности в себе и возникновение сковывающего страха в разгар сражения.
«Мы умеем помогать людям справляться с последствиями пережитых событий и излечиваться от травм, но лучше делать это на упреждение», говорит Гроссман. «Мы хотим проводить вакцинацию. Но не пенициллином. Предупреждён – значит вооружён. Если человек будет знать, что с ним произойдёт, это уже не сможет застать его врасплох».
Серия анимированной графики, созданной членом Task & Purpose Мэтью Батталья, поможет понять, что происходит с нашим мозгом и телом до, во время и после боя. На протяжении нескольких десятилетий Гроссман интервьюировал участников боевых действий, сотрудников силовых ведомств для проверки и обоснования выдвинутой им и изложенной здесь теории. Конечно, это лишь краткий обзор. Для полного погружения в тему психологии и физиологии войны рекомендуем прочитать книги Гроссмана.
Накануне сражения эмоции каждого бойца находятся в состоянии возбуждения, что в свою очередь способствует улучшению концентрации внимания и подавлению чувства тревоги. такое состояние, по словам Гроссмана, совершенно естественно:
«Каждый объясняет страх разными способами. Возьмем музыкантов. Один музыкант говорит: «Я – разбит в хлам перед выходом на сцену. Меня тошнит, и я чувствую, что сейчас блевану. Это настоящий страх перед сценой». Но он до сих пор хорошо выполняет свою работу, как музыкант. Другой говорит: «Чувак, я накачиваюсь спиртным перед концертом. Кишки урчат. Нервы – как струны». Оба музыканта испытывают одно и то же чувство страха, но одного он съедает, а второй мобилизуется».
Но, всё же одно из наиболее распространённых ощущений среди солдат перед боем – это позыв к дефекации, или, как говорит Гроссман, — «позыв к боевому испражнению».
«В нижней части живота любого человеческого существа находится склад токсичных отходов» — говорит Гроссман. «Тело стремится освободиться от этих составляющих, т.к. в случае травмы живота, они могут способствовать заражению раны и привести к гибели всего тела. Поэтому, пред стрессовым событием всегда наблюдается стрессовая диарея». На момент начала события тело реагирует радикально, начиная с системы циркуляции крови — наблюдается отток крови от поверхности тела. Гроссман объясняет, что таким образом биологическое тело подготавливается к возможным повреждениям. «Это спазм сосудов. Перед возможной потерей крови капиллярами, происходит снижение механической активности кровообращения, в результате чего, артерии и сосуды в середине тела, могут удерживать крови в два раза больше, чем обычно. В результате этих процессов мы можем наблюдать бледность лица у бойца».
Для этого существует две первопричины. Одна из них – предотвращение кровоподтёков, которые случаются, если капилляры или вены подвергаются повреждениям от удара тупым предметом. Если в них не будет крови – они останутся целыми. Но гораздо важнее то, что перенаправление потока крови внутрь организма, помогает, в случае периферийного ранения, выжить до окончания боя.
«Представьте, как 5 тысяч лет назад волк вгрызается в Вашу руку», — говорит Гроссман. «Вы обрушиваете на голову зверя серию ударов камнем, защищая себя. Зверь может искромсать Вашу руку практически в лохмотья, но если он не достанет до артерии, Вы не истечёте кровью». Смерть боевого товарища – страшнейшее событие для каждого солдата. Но пока сердце скорбит, средний мозг – часть центральной нервной системы, отвечающая за синхронизацию информации поступающей от органов чувств с двигательной активностью и контролирующая концентрацию нашего внимания – переключается в режим усиленной работы.
«Я называю средний мозг «животным», — говорит Гроссман. «Внутри каждого из нас находится этот зверь. Когда мы сталкиваемся лицом к лицу со смертельной опасностью это животное говорит: «О, на их месте мог быть и ты. Будь осторожен!» Это фундаментальный закон выживания. Прежде, чем Вы сможете помочь кому-то спастись, Вы должны позаботиться о себе. Поэтому наиболее универсальным ответом в такой ситуации служит нечто сродни: «Господи, спасибо, что не меня!» «Так происходит потому, что спазм сосудов также касается и головного мозга. Когда кровь отливает от лица, она отходит и от переднего мозга. И вы больше не можете мыслить рационально», — объясняет Гроссман. «Я называю это «отключкой» (в оригинале — «condition black»). В этот момент Вашими действиями руководит средний мозг, и Вы будете делать только то, чему Вы обучились, только то, на что Вы запрограммированы в результате тренировок, ни больше, ни меньше».
Таким образом, если солдат достигает состояния «отключки» и при этом ему недостаёт адекватной подготовки, возникают все предпосылки для его впадения в ступор. В то же время, хорошо тренированный солдат выполнит все надлежащие действия для устранения угрозы. «Перед лицом явной и реальной опасности, подавляющее большинство подготовленных солдат, будет стрелять», — утверждает Гроссман. «Львиный рык — оглушающее и шокирующее явление», — говорит Гроссман. «Но сам лев не слышит собственного рыка также, как и собака не слышит собственного лая. Их слух притуплен, также как и наш. Наш рык – это звук наших выстрелов». Это явление получило название «слуховая избирательность». Оно возникает в разгар боя вследствие блокирования мозгом работы нерва, подающего сигналы с внутреннего уха. Согласно исследованиям Гроссмана, 90% участников боёв говорят о пережитом ими опыте «слуховой избирательности». «Вдруг, ты неожиданно оказываешься в засаде. Бах. Бах. Бах. Выстрелы громкие и всё подавляющие. Ты стреляешь в ответ, бах. Твои выстрелы стихают, но выстрелы противника ты всё ещё слышишь».
Зрение солдата также подвержено изменению в ходе боя. Для описания этих изменений Гроссман использует две различные т.н. модели поведения хищника – «атакующий лев» и «динамика волчьей стаи». Большинство солдат испытывают синдром туннельного зрения. Они говорят: «Атакующий лев» – подобен ракете с тепловой головкой наведения. Он видит только одну цель, и никогда не собьётся». «Это и есть туннельное зрение».
Иногда же, вместо концентрации на одной цели, солдат в состоянии охватить все происходящее на поле боя в его динамике, как волк, нападающий вместе со своей стаей. «Это и есть наша цель», — говорит Гроссман. «Когда я работаю со специалистами высокого уровня, например, со спецназом полиции Лос-Анджелеса, всегда обращаю внимание на то, как они прогрессируют. Практически все из них переключаются между этими двумя моделями восприятия: концентрация для уничтожения одной основной цели, и затем возврат к комплексному восприятию происходящего». Существует ещё один весьма дискуссионный феномен, касающийся зрения в бою, на реальности которого настаивает Гроссман. Это эффект «замедленной съемки».
«Множество бойцов говорили мне, что они могут видеть полет пули во время боя. Многие позже могли указать точку попадания и это было бы невозможно, если бы они не видели траекторию полета пули. Это не так как в фильме «Матрица», это больше похоже на пейнтбол, где полет шара можно наблюдать», — говорит Гроссман. Разум раненного бойца часто рисует в его воображении иррациональные картины или даже галлюцинации. Гроссман объясняет, что это не следствие работы психики, а часть механизма выживания.
«Приведу случай женщины офицера полиции из Флориды. Во время перестрелки она получила десять ранений, и в один момент она сказала себе: «Через шесть месяцев я выхожу замуж и вы мне не помешаете!» После чего она застрелила обоих ублюдков, стрелявших в нее. На службу она вернулась через год. Т.е. это пример иррациональных, но одновременно мотивирующих мыслей».
Осознание того, что кто-то пытается Вас убить, имело бы достаточно печальные последствия, если бы наше тело и мозг не начинали работать в особом и непривычном режиме. Но если Вы к этому готовы, это не застанет Вас врасплох.
«Существует множество способов адаптации людей к условиям боя и к необходимости убивать. И все эти способы работают», — говорит Гроссман. Один из вариантов такой адаптации — «эйфория выжившего». Чувство эйфории, которое человек испытывает, пережив опасную для жизни ситуацию, например, интенсивный бой. «Это естественная реакция тела: Я – живой! Это состояние сравнимо с удовлетворением от выполненной сложной задачи. Ты только что предотвратил смертельную опасность, сохранил свою собственную жизнь и жизнь других людей. Это нормально – чувствовать удовлетворение от этого».
После боя для психики неподготовленного бойца могут наступать последствия, не менее губительные чем вовремя не перевязанные раны. На них во время боя не обращаешь внимания а после боя, когда тело расслабляется, а кровообращение приходит в норму, они начинают кровоточить.
«В итоге, ты — победитель. Ты проломил голову злому волку. Ты победил в бою. А затем ты расслабляешься, истекаешь кровью и… умираешь. Поэтому, насколько важно вовремя наложить на пока еще не кровоточащую рану турникет, настолько же важно помнить, что тело всегда возвращается в исходное состояние. Рана, которая не кровоточила в пылу битвы, начнет брызжить позже. Поэтому важно немедленно наложить жгут если есть ранение. Людям нужно понимать важность этого.» Для многих участников боевых действий настоящие испытания начинаются лишь, когда они оказываются за тысячу километров от поля боя, объясняет Гроссман: «Возникает ситуация при которой люди сначала испытывают эйфорию, а затем их накрывает чувство вины. Они думают: «Я его убил и чувствовал себя нормально после этого». На биологическом уровне, средний мозг – «мозг животного» – не чувствует раскаяния по поводу убийства. Но затем другой мозг – «мозг человека», – который доминирует, говорит мне: «Я должен испытывать вину за содеянное». И после этого начинается бесконечный процесс в попытках примириться со случившимся. Но в наших силах прекратить это хождение по кругу, объясняя, что отсутствие чувства вины после боя — это естественно». Те, кто смотрел фильмы о войне, знакомы с явлением «возвращения в прошлое». Обычно это выгядит так: солдат, недавно вернувшийся с войны, идёт по улице, слышит или видит что-то, что напоминает ему о сражении, и в этот момент картинка переносит нас в прошлое — на поле боя. Так выглядит придуманная Голливудом интерпретация существующего психологического явления, называемого «воспоминание пережитого».
«Будучи ребёнком, сколько раз Вы касались горячей сковородки? Один раз. Коснувшись ее, Вы вскрикнули, и после этого установилась сильная неврологическая связь. Средний мозг сказал: «Никогда более не касайся этой сковородки» и Вы запомнили это на всю жизнь. Но вероятность погибнуть в бою воздействует на психику значительно сильнее, чем воспоминание об ожоге от сковородки. И так же, как и в случае с горячей сковородкой, она запоминается глубоко и прочно И если Вы не предупреждены о существовании такой связи, Вы не понимаете, что с Вами происходит: Вы слышите громкий взрыв, сердце начинает бешено биться, вы отчаянно хватаете ртом воздух… Мы предупреждаем бойцов о возможности повторно ощутить те же эмоции и чувства, которые они испытывали во время войны. Это может привести к посттравматическому стрессовому расстройству, если не принять соответствующие меры». Многие участники боевых действий предпочитают не говорить о войне, либо говорить о ней неопределённо и пренебрежительно. Это естественно. Мозг не любит заново переживать травматические события. Но попытки упрятать тяжёлые воспоминания поглубже только усиливают их.
«Вы сойдете с ума в попытках забыть», — говорит Гроссман. «В конечном итоге, это закончится психическим расстройством. Необходимо примириться с собственной памятью. Необходимо разделить пережитые события и эмоции, которые их сопровождали. Одним из приемов, применяемых в терапии, является прием отвлечения, суть которого состоит в том, что рассказ о пережитых событиях сопровождается выпиванием жидкости. Прием жидкости – мощный биологическое процесс, который активизирует работу среднего мозга, и дает ощущения безопасности. Повторение этого процесса несколько раз поможет разорвать связь между воспоминаниями о событиях и их эмоциональной составляющей. Т.е. поговорить об этом за пивом со своими друзьями действительно чертовски правильно, но важно знать меру, иначе результат злоупотребления алкоголем может быть обратным». Сразу после начала боевых действий, многие, если не большинство, солдат начинают глубже осознавать спокойствие и комфорт мирной жизни. Желание возвратится к ней становится непереносимым. Но так бывает не всегда. Некоторые солдаты, особенно пережившие тяжелейшие бои, начинают за ними тосковать. Гроссман утверждает, что в этом нет ничего противоестественного.
«Они подобны бойцовским псам, которые постоянно ищут драки. Я знал парня, который несколько раз возвращался на ротацию во Вьетнам. Он утверждал, что это самый восхитительный опыт в его жизни. Многих парней заставили идти во Вьетнам, но за редким исключением, никого не заставляли идти туда повторно. Они возвращались потому что хотели. Это было апогеем их жизненного опыта. И в этом нет ничего плохого или неправильного. Такие люди нужны человечеству, а им нужно гордиться собой и тем, что они делали».